Неточные совпадения
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и пути открывает пред ним
война? Она поставила под ружье такое количество людей, что, конечно, продлится недолго, — не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия получит выход в Средиземное
море, укрепится
на Балканах. Все это — так, а — что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя
на видное место. Давно пора.
Основан он был сравнительно давно, в 1853 г.,
на берегу бухты Лососей; когда же в 1854 г. прошли слухи о
войне, то он был снят и возобновлен лишь через 12 лет
на берегу залива Буссе, или Двенадцатифутовой гавани, — так называется неглубокое озеро, соединенное с
морем протоком, куда могут входить только мелкосидящие суда.
В Крыму,
на Черном
море,
на берегах Дуная гремела
война, но мы так далеко засели, что вести о перипетиях военных действий доходили до нас медленно и смутно.
Между тем много бедствий обрушилось
на нашу родину. Голод и
мор опустошали города и селения. Несколько раз хан вторгался в наши пределы, и в один из своих набегов он сжег все посады под Москвою и большую часть самого города. Шведы нападали
на нас с севера; Стефан Баторий, избранный сеймом после Жигимонта, возобновил литовскую
войну и, несмотря
на мужество наших войск, одолел нас своим умением и отнял все наши западные владения.
Это последнее выяснилось воочию
на посту Цисквили
на берегу
моря, близ глубокой болотистой речки Чолок, поросшей камышами и до
войны бывшей границей с Турцией.
И настала тяжкая година,
Поглотила русичей чужбина,
Поднялась Обида от курганов
И вступила девой в край Троянов.
Крыльями лебяжьими всплеснула,
Дон и
море оглашая криком,
Времена довольства пошатнула,
Возвестив о бедствии великом.
А князья дружин не собирают.
Не идут
войной на супостата,
Малое великим называют
И куют крамолу брат
на брата.
А враги
на Русь несутся тучей,
И повсюду бедствие и горе.
Далеко ты, сокол наш могучий,
Птиц бия, ушел
на сине
море!
В третий день окончилась борьба
На реке кровавой,
на Каяле,
И погасли в небе два столба,
Два светила в сумраке пропали.
Вместе с ними, за
море упав,
Два прекрасных месяца затмились
Молодой Олег и Святослав
В темноту ночную погрузились.
И закрылось небо, и погас
Белый свет над Русскою землею,
И. как барсы лютые,
на нас
Кинулись поганые с
войною.
И воздвиглась
на Хвалу Хула,
И
на волю вырвалось Насилье,
Прянул Див
на землю, и была
Ночь кругом и горя изобилье...
Он покинул «Волшебные грезы» и пыльный звездный сатин в фойе и бросился в открытое
море войны и революции, сменив флейту
на губительный «маузер».
Не одна 30-летняя вдова рыдала у ног его, не одна богатая барыня сыпала золотом, чтоб получить одну его улыбку… в столице,
на пышных праздниках, Юрий с злобною радостью старался ссорить своих красавиц, и потом, когда он замечал, что одна из них начинала изнемогать под бременем насмешек, он подходил, склонялся к ней с этой небрежной ловкостью самодовольного юноши, говорил, улыбался… и все ее соперницы бледнели… о как Юрий забавлялся сею тайной, но убивственной
войною! но что ему осталось от всего этого? — воспоминания? — да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим
на берегах Мертвого
моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел! и ныне сердце Юрия всякий раз при мысли об Ольге, как трескучий факел, окропленный водою, с усилием и болью разгоралось; неровно, порывисто оно билось в груди его, как ягненок под ножом жертвоприносителя.
Слава и хвала!
Подумаешь: как царь Иван Васильич
Оставил Русь Феодору-царю!
Война и
мор — в пределах русских ляхи —
Хан под Москвой —
на брошенных полях
Ни колоса! А ныне, посмотри-ка!
Все благодать: амбары полны хлеба —
Исправлены пути — в приказах правда —
А к рубежу попробуй подойти
Лях или немец!
Некогда робкая, боязливая, уединенная, с смелою твердостию председает теперь в совете старейшин, является
на лобном месте среди народа многочисленного, велит умолкнуть тысячам, говорит
на вече, волнует народ, как
море, требует
войны и кровопролития — та, которую прежде одно имя их ужасало!..
Я был мичманом
на пароходе,
на котором Корнев во время
войны, когда неприятельский флот был уже в Черном
море, ходил
на разведки, ежеминутно подвергаясь опасности попасться в руки неприятеля…
Телеграммы с театра
войны снова и снова приносили известия о крупных успехах японцев и о лихих разведках хорунжего Иванова или корнета Петрова. Газеты писали, что победы японцев
на море неудивительны, — японцы природные моряки; но теперь, когда
война перешла
на сушу, дело пойдет совсем иначе. Сообщалось, что у японцев нет больше ни денег, ни людей, что под ружье призваны шестнадцатилетние мальчики и старики. Куропаткин спокойно и грозно заявил, что мир будет заключен только в Токио.
— Как? Вполне ясно, в
войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались
на месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого
моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а к нам подходят все новые… Наступает зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут зимою запищат!
В это время отношения России с Швецией обострились. Возможность
войны становилась все более и более вероятной, так как Швеция не могла примириться с потерей провинций
на восточном побережье Балтийского
моря и собиралась возвратить их силой оружия. Елизавета и Лесток хотели выждать начала
войны и воспользоваться смятением, какое вызовет при петербургском дворе весть о приближении неприятеля, чтобы подать сигнал к восстанию.
Потеряв возможность базироваться
на море, японцы окажутся
на суше почти в безвыходном положении, и именно настоящий момент считается компетентными военными деятелями за кризис в настоящей
войне, благоприятный для нас.
Здесь только и говорится об угрожающем положении, которое приняла наша порт-артурская эскадра относительно сильно поредевших за последнее время рядов японских морских сил, и полагают, что эта перемена ролей
на море без сомнения отразится
на дальнейшем ходе дел
на сухопутном театре
войны.
Чума с быстротой переносилась из одного дома в другой, и в описываемое нами время
мор был в самом разгаре. Жители столицы впали в совершенное уныние и заперлись в своих домах, сам главнокомандующий граф Салтыков, знакомый наш по Семилетней
войне, бежал из Москвы в свою деревню.
На опустелых, как бы покинутых жителями улицах там и сям валялись не убранные еще «мортусами» — как назывались эти странные люди в смоляных одеждах — трупы.
Соглашаясь воспользоваться услугами Швеции и даже вызвать ее
на войну с Россией, цесаревна сочла бы изменой против своего отечества и памяти своего отца отказаться от завоеваний, которые должны были обеспечить государству сообщение с
морем и защищать доступ к основанной Петром Великим столице.
То-то много ее кругом, куда ни посмотришь, все совесть! Проходу нет от совестливых людей, даже оторопь берет меня, дурака. И грабят, и предают, и детей
морят — и все по самой чистой совести, ничего возразить нельзя. Надо так,
война! И кому
война и слезы, а мошенникам купцам и фабрикантам все в жир идет… каких домов потом понастроят,
на каких автомобилях закатывать будут — восторг и упоение! Их бы перевешать всех, а нельзя — а совесть-то?
Историческое
море, не направлялось как прежде, порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица не носились как прежде, волнами от одного бèpeгa к другому; теперь они, казалось, кружились
на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие движение масс приказаниями
войн, походов, сражений, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…